![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Прочитал, и вспомнились мне Крапивинские "Сказки о рыбаках и рыбках". С чего бы это?
Оригинал взят у
rheif в Вербовка
Оригинал взят у
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
По нехитрой цепочке ассоциаций последние московские события привели меня к воспоминаниям об истории, которая приключилась со мной около 10 лет назад. Без сомнения, много людей попадало в схожие обстоятельства, но явно не все, особенно молодые. Потому узнать о том, как это может происходить, многим будет небесполезно.
Я тогда пытался получить грант от американского фонда CRDF (Civilian Reserach and Development Foundation). Этот фонд давал деньги на совместные исследования российским и американским ученым по практически всем областям фундаментальной науки. У меня был американский коллега, с которым мы вместе написали заявку на грант. Отзывы рецензентов были очень хорошие, один даже просто восторженный, но гранта не дали - поддержаными тогда было только 9% заявок. Решили подавать немного улучшенную заявку на следующий заход. А надо сказать, что у этого фонда была своя заморочка - он не просто давал деньги на исследования, у него кроме этого была специальная миссия. Эта программа стимулировала включение в российские исследовательские группы бывших сотрудников закрытых ящиков. То есть, чтобы те люди, которые обладали знаниями в области военных исследований, и которые после развала СССР остались у разбитого корыта, не ехали на заработки в Северную Корею, Ливию, Иран и т.п., а чтобы переключались на гражданскую науку. Ну так вот, чтобы поднять наши шансы, мы нашли одного мужика, который раньше работал в одном из ящиков, занимался сибирской язвой. Ну как занимался, он один раз признался, что они на своих отчетах и ведомственных публикациях ставили штамп "для служебного пользования" не потому что там было что-то секретное, а потому что понимали, что пускать это в открытую печать - просто позориться. В любом случае, включив этого товарища в заявку, мы формально выполнили пожелания этого фонда и думали, что теперь шансы на получение финансирования стали выше. Там, правда, было одно условие. В требованиях к грантам было написано, что если в составе группы есть бывшие специалисты из ящиков, то перед отправкой заявки надо получить разрешение "компетентных органов". И вот тут для меня началось самое интересное.
Для того, чтобы получить разрешение, мне было предложено встретиться с куратором. Что такое куратор - думаю, объяснять не надо. Поначалу я воспринял это совершенно нормально и пошел на эту встречу (он тогда пришел к нам в институт) безо всяких фобий или предубеждений. Говорят, что сотрудники гэ-бэ должны иметь серую незаметную и неприглядную внешность, ну приблизительно как у Путина. Куратор этому требованию явно не удовлетворял. Он был похож на актера Владимира Моисеенко, это высокий и тощий из украинского комик-дуэта "Кролики", они часто в "Аншлагах" выступали. Куратор представлялся только по имени-отчеству, которое я постоянно забывал и я про себя называл его "кроликом". Поначалу он попросил рассказать в двух словах о заявке и вообще что да как. Ну, ничего особенного, я ответил на все его вопросы. Он обещал подумать, навести справки и потом сообщить решение о согласовании. Вроде бы, все нормально. Но тут он мне говорит:"Алексей Германович, а не могли бы вы мне сообщить, с кем из зарубежных коллег вы поддерживаете научные контакты?" То, что это было началом процесса вербовки, я осознал только задним числом. А тогда я просто растерялся. Но ничего вызывающего в этой просьбе я тогда не увидел, с кем я и мои коллеги из лаборатории сотрудничали, в принципе, секрета никто не делал и я готов ему был ответить, хотя совсем не понимал, зачем ему это нужно. Но - важный момент - он попросил меня не рассказать, а написать. А для того, чтобы передать ему эту бумагу, он мне назначил новую встречу через несколько дней, но не у нас в институте, а в одном из вузов Казани в кабинете то ли кадровика, то ли начальника второго (или первого?) отдела. На мой естественный вопрос, а почему именно там, он ответил - ну, понимаете, вам же самому будет неудобно, если ваши коллеги будут знать, что вы тут со мной в институте встречаетесь... "Ну ни фига себе", подумал я, но для того, чтобы уже тогда хлопнуть дверью, я еще не созрел.
Вообще, одно из правил вербовки, как я понял после этой истории, состоит в том, чтобы вербуемый не понял, что его вербуют, по крайней мере, с самого начала. И со мной это сработало, я допетрил далеко не сразу. Еще из любопытных наблюдений - он меня проверял. Попросит, например, уточнить какую-то деталь, а во время следующей встречи спрашивает как бы невзначай о ней же, но немного другими словами, в другом контексте. О том, что это проверка, до меня, опять же, дошло только постфактум. Так же, по-видимому, обязательным атрибутом процедуры является лесть: "Мы, конечно, же навели справки о том, что вы за человек, ваши качества мы оцениваем очень высоко, и, вы же понимаете, такие предложения мы делаем далеко не всем..." Ну и, конечно же, клятвенные заверения в том, что вербуемому никогда не придется делать чего-то грязного и позорного: "Мы можем сразу договориться, что, если вы посчитаете неэтичным сообщать нам какие-то сведения о ваших коллегах, то вы этого делать не будете". Ну да, щассс...
Короче, когда на следующей встрече я передал ему бумагу, он попросил ее подписать. Я потянулся за ручкой, но он меня остановил такими словами:"Только знаете что... подпишите пожалуйста не своей фамилией, а каким-нибудь другим именем. Или даже не именем, а каким-нибудь словом, ну, в общем, выберете что-нибудь на свой вкус..." Опаньки. Ну тут до меня дошло, в чем был смысл этой, как мне до того казалось, абсолютно бессмысленной бумаги. Слава богу, у меня тогда хватило ума не придумывать себе оперативную кличку, и чужим именем подписывать эту бумагу я не стал. Хотя, признаюсь, какие-то колебания у меня в тот момент были. Ну а когда разговор подошел к тому, чтобы я подписал добровольное обязательство, я к этому был уже морально готов и однозначно настроен . В ответ на все уговоры и увещевания я твердил заранее заученную фразу:"Мы понапрасну теряем время". Нужно сказать, что если предварительно для себя не определиться, то экспромтом в процессе беседы принять осознанное решение не так-то просто, психологии этих друзей обучают явно неплохо. Это приблизительно как не пожать руку Чурову - если заранее не настроиться, то рука тянется на автомате, несмотря на то, что это Чуров.
Я ему тогда говорил, что считаю себя патриотом, и что, если я чем-то могу оказать реальную помощь органам, то сделаю это и безо всяких письменных обязательств. Причем, без дураков, я говорил это совершенно искренне. И тогда, и сейчас я считаю, что гэ-бэ выполняет в том числе и полезную для государства функцию. Несмотря на то, что у нас это был, есть и в обозримом будущем, судя по всему, будет орган политического сыска, несмотря на участие в крышеваниях и коррупции, я не считаю для себя зазорным обратиться туда, если мне вдруг волею судеб станет известно нечто, реально представляющее угрозу для безопасности страны. Но кролику это все было неинтересно, ему тогда нужна была только моя подпись.
Кстати говоря, когда я занялся академическими распилами, я писал обращения не только Медведеву, в прокуратуру и т.д. Я ходил также и в приемную гэ-бэ. Там меня внимательно выслушали, записали все данные, ссылки, обещали перезвонить на следующей неделе. Надо ли говорить, что никто не звонил. Позже я узнал, что еще один товарищ независимо от меня обращался в это ведомство по приблизительно этому же поводу. Поначалу к этой информации тоже отнеслись с интересом, расспрашивали, уточняли, а потом в один момент весь интерес почему-то улетучился. Короче говоря, они прекрасно знают о воровстве в РАН, и ничего не предпринимают явно совершенно сознательно. Либо часть откатов идет кому-то, кто имеет полномочия инициировать/приостановить расследование, либо это очень удобный способ держать академическую верхушку на коротком поводке. В конце концов, пусть не сажать, но хотя бы прекратить это воровство при желании можно было бы без чрезмерных усилий, ведь надавали же по рукам воришкам, которые пилили деньги на медицинских томографах. Но тут, видимо, другой случай. Ох, неспроста Ренад Зиннурович Сагдеев стал доверенным лицом Путина на последних выборах, ох неспроста. Кстати, любопытно, что когда непосредственному начальнику Сагдеева (хотя, это еще вопрос - кто там кому начальник) академику Асееву предложили поучаствовать в работе предвыборного штаба Путина, тот деликатно сослался на занятость.
Возвращаюсь к вербовке. С одной стороны, можно сказать, что ничего особенно экстраординарного во всей этой истории нет. Ну, подумаешь, предложили стать сексотом (интересно, что когда я произнес слово "сексот", кролик счел это чем-то оскорбительным, он, оказывается, не знал, что это всего лишь сокращение от "секретный сотрудник"), ну отказался, ну вот и все. Да, но меня тут трогают два момента. Во-первых, унизительно сознавать, что тобой манипулируют. Пусть это делают незаметно, по форме очень мягко и даже ненавязчиво, но все равно - манипулируют. Кому как, но мое нутро против этого сильно восставало. Во-вторых, и это самое главное, - а на кой хрен я им вообще был нужен? Вот если бы они на самом деле постарались узнать меня, перед тем как совать под нос свою бумагу для подписи, они бы поняли, что я для их дела совершенно бесполезен. Поинтересовались бы, например, какая у меня наблюдательность, память, общительность, быстрота реакции, способности к иностранным языкам и т.д. Ну что они от меня могли узнать кроме институтских сплетен? И то, что я часто за границу выезжал, ну совсем никакой ценности для гэ-бэ не представляло, ни моя работа, ни мои зарубежные контакты. А если бы я стал заниматься за границей чем-то кроме науки, то провалился бы на первой же операции, мне на джеймса бонда учиться уже поздно.
Я для себя объясняю все это таким образом: искать шпиёнов в провинциальных институтах, которые никак не связаны с оборонной тематикой - занятие очень тусклое. А карьеру-то ведь строить надо. А как? Да вот так - собирай подпися под обязательствами, строчи отчеты начальству про настроения в среде научной интеллигенции, и таким вот образом зарабатывай звездочки. Иного рационального объяснения всей этой хренотени я придумать не могу.
Меня раздражало также и то, что кролик очень плохо говорил по фонд CRDF. Мол, это все козни американцев, они дают деньги не просто так, а только для своей пользы и нам во вред. Ну блин! Во-первых, этот фонд работал в России совершенно официально, с ведома и разрешения российского правительства. Во-вторых, если ты не хочешь, чтобы российские ученые ходили по миру с протянутой рукой, ну так... ладно, дальше без мата будет трудно. Да, американцы были бы большие дураки, если бы из пула заявок в этот фонд не сделали бы какую-нибудь аналитику. Но разве российским ученым следует предъявлять претензии по этому поводу? А подтекст его речей был именно таков, мол, да, я знаю, что финансирование науки у нас низкое, но все-таки вы должны понимать, на чью мельницу, и т.д. и т.п. Ну а последней каплей в наших отношениях стало то, что он начал меня выспрашивать про один не очень приглядный момент в биографии одного из моих коллег по институту. Причем, он явно и без меня знал все детали, ему было важно не узнать что-то новое, а посмотреть мою реакцию на его расспросы. Это уже было просто омерзительно. Расстались мы, правда, без скандалов, но любви у нас не вышло. И слава богу, как представлю, если бы у меня тогда рука дрогнула, подписал бы я тогда эту бумаженцию, до конца жизни ведь не отмылся бы...
Согласование на заявку на грант я потом все равно получил. Отзывы рецензентов снова были очень положительные, но гранта опять не дали. В тот раз поддержаными оказалось только 5% заявок. Больше с тем фондом я отношений не имел.
Я тогда пытался получить грант от американского фонда CRDF (Civilian Reserach and Development Foundation). Этот фонд давал деньги на совместные исследования российским и американским ученым по практически всем областям фундаментальной науки. У меня был американский коллега, с которым мы вместе написали заявку на грант. Отзывы рецензентов были очень хорошие, один даже просто восторженный, но гранта не дали - поддержаными тогда было только 9% заявок. Решили подавать немного улучшенную заявку на следующий заход. А надо сказать, что у этого фонда была своя заморочка - он не просто давал деньги на исследования, у него кроме этого была специальная миссия. Эта программа стимулировала включение в российские исследовательские группы бывших сотрудников закрытых ящиков. То есть, чтобы те люди, которые обладали знаниями в области военных исследований, и которые после развала СССР остались у разбитого корыта, не ехали на заработки в Северную Корею, Ливию, Иран и т.п., а чтобы переключались на гражданскую науку. Ну так вот, чтобы поднять наши шансы, мы нашли одного мужика, который раньше работал в одном из ящиков, занимался сибирской язвой. Ну как занимался, он один раз признался, что они на своих отчетах и ведомственных публикациях ставили штамп "для служебного пользования" не потому что там было что-то секретное, а потому что понимали, что пускать это в открытую печать - просто позориться. В любом случае, включив этого товарища в заявку, мы формально выполнили пожелания этого фонда и думали, что теперь шансы на получение финансирования стали выше. Там, правда, было одно условие. В требованиях к грантам было написано, что если в составе группы есть бывшие специалисты из ящиков, то перед отправкой заявки надо получить разрешение "компетентных органов". И вот тут для меня началось самое интересное.
Для того, чтобы получить разрешение, мне было предложено встретиться с куратором. Что такое куратор - думаю, объяснять не надо. Поначалу я воспринял это совершенно нормально и пошел на эту встречу (он тогда пришел к нам в институт) безо всяких фобий или предубеждений. Говорят, что сотрудники гэ-бэ должны иметь серую незаметную и неприглядную внешность, ну приблизительно как у Путина. Куратор этому требованию явно не удовлетворял. Он был похож на актера Владимира Моисеенко, это высокий и тощий из украинского комик-дуэта "Кролики", они часто в "Аншлагах" выступали. Куратор представлялся только по имени-отчеству, которое я постоянно забывал и я про себя называл его "кроликом". Поначалу он попросил рассказать в двух словах о заявке и вообще что да как. Ну, ничего особенного, я ответил на все его вопросы. Он обещал подумать, навести справки и потом сообщить решение о согласовании. Вроде бы, все нормально. Но тут он мне говорит:"Алексей Германович, а не могли бы вы мне сообщить, с кем из зарубежных коллег вы поддерживаете научные контакты?" То, что это было началом процесса вербовки, я осознал только задним числом. А тогда я просто растерялся. Но ничего вызывающего в этой просьбе я тогда не увидел, с кем я и мои коллеги из лаборатории сотрудничали, в принципе, секрета никто не делал и я готов ему был ответить, хотя совсем не понимал, зачем ему это нужно. Но - важный момент - он попросил меня не рассказать, а написать. А для того, чтобы передать ему эту бумагу, он мне назначил новую встречу через несколько дней, но не у нас в институте, а в одном из вузов Казани в кабинете то ли кадровика, то ли начальника второго (или первого?) отдела. На мой естественный вопрос, а почему именно там, он ответил - ну, понимаете, вам же самому будет неудобно, если ваши коллеги будут знать, что вы тут со мной в институте встречаетесь... "Ну ни фига себе", подумал я, но для того, чтобы уже тогда хлопнуть дверью, я еще не созрел.
Вообще, одно из правил вербовки, как я понял после этой истории, состоит в том, чтобы вербуемый не понял, что его вербуют, по крайней мере, с самого начала. И со мной это сработало, я допетрил далеко не сразу. Еще из любопытных наблюдений - он меня проверял. Попросит, например, уточнить какую-то деталь, а во время следующей встречи спрашивает как бы невзначай о ней же, но немного другими словами, в другом контексте. О том, что это проверка, до меня, опять же, дошло только постфактум. Так же, по-видимому, обязательным атрибутом процедуры является лесть: "Мы, конечно, же навели справки о том, что вы за человек, ваши качества мы оцениваем очень высоко, и, вы же понимаете, такие предложения мы делаем далеко не всем..." Ну и, конечно же, клятвенные заверения в том, что вербуемому никогда не придется делать чего-то грязного и позорного: "Мы можем сразу договориться, что, если вы посчитаете неэтичным сообщать нам какие-то сведения о ваших коллегах, то вы этого делать не будете". Ну да, щассс...
Короче, когда на следующей встрече я передал ему бумагу, он попросил ее подписать. Я потянулся за ручкой, но он меня остановил такими словами:"Только знаете что... подпишите пожалуйста не своей фамилией, а каким-нибудь другим именем. Или даже не именем, а каким-нибудь словом, ну, в общем, выберете что-нибудь на свой вкус..." Опаньки. Ну тут до меня дошло, в чем был смысл этой, как мне до того казалось, абсолютно бессмысленной бумаги. Слава богу, у меня тогда хватило ума не придумывать себе оперативную кличку, и чужим именем подписывать эту бумагу я не стал. Хотя, признаюсь, какие-то колебания у меня в тот момент были. Ну а когда разговор подошел к тому, чтобы я подписал добровольное обязательство, я к этому был уже морально готов и однозначно настроен . В ответ на все уговоры и увещевания я твердил заранее заученную фразу:"Мы понапрасну теряем время". Нужно сказать, что если предварительно для себя не определиться, то экспромтом в процессе беседы принять осознанное решение не так-то просто, психологии этих друзей обучают явно неплохо. Это приблизительно как не пожать руку Чурову - если заранее не настроиться, то рука тянется на автомате, несмотря на то, что это Чуров.
Я ему тогда говорил, что считаю себя патриотом, и что, если я чем-то могу оказать реальную помощь органам, то сделаю это и безо всяких письменных обязательств. Причем, без дураков, я говорил это совершенно искренне. И тогда, и сейчас я считаю, что гэ-бэ выполняет в том числе и полезную для государства функцию. Несмотря на то, что у нас это был, есть и в обозримом будущем, судя по всему, будет орган политического сыска, несмотря на участие в крышеваниях и коррупции, я не считаю для себя зазорным обратиться туда, если мне вдруг волею судеб станет известно нечто, реально представляющее угрозу для безопасности страны. Но кролику это все было неинтересно, ему тогда нужна была только моя подпись.
Кстати говоря, когда я занялся академическими распилами, я писал обращения не только Медведеву, в прокуратуру и т.д. Я ходил также и в приемную гэ-бэ. Там меня внимательно выслушали, записали все данные, ссылки, обещали перезвонить на следующей неделе. Надо ли говорить, что никто не звонил. Позже я узнал, что еще один товарищ независимо от меня обращался в это ведомство по приблизительно этому же поводу. Поначалу к этой информации тоже отнеслись с интересом, расспрашивали, уточняли, а потом в один момент весь интерес почему-то улетучился. Короче говоря, они прекрасно знают о воровстве в РАН, и ничего не предпринимают явно совершенно сознательно. Либо часть откатов идет кому-то, кто имеет полномочия инициировать/приостановить расследование, либо это очень удобный способ держать академическую верхушку на коротком поводке. В конце концов, пусть не сажать, но хотя бы прекратить это воровство при желании можно было бы без чрезмерных усилий, ведь надавали же по рукам воришкам, которые пилили деньги на медицинских томографах. Но тут, видимо, другой случай. Ох, неспроста Ренад Зиннурович Сагдеев стал доверенным лицом Путина на последних выборах, ох неспроста. Кстати, любопытно, что когда непосредственному начальнику Сагдеева (хотя, это еще вопрос - кто там кому начальник) академику Асееву предложили поучаствовать в работе предвыборного штаба Путина, тот деликатно сослался на занятость.
Возвращаюсь к вербовке. С одной стороны, можно сказать, что ничего особенно экстраординарного во всей этой истории нет. Ну, подумаешь, предложили стать сексотом (интересно, что когда я произнес слово "сексот", кролик счел это чем-то оскорбительным, он, оказывается, не знал, что это всего лишь сокращение от "секретный сотрудник"), ну отказался, ну вот и все. Да, но меня тут трогают два момента. Во-первых, унизительно сознавать, что тобой манипулируют. Пусть это делают незаметно, по форме очень мягко и даже ненавязчиво, но все равно - манипулируют. Кому как, но мое нутро против этого сильно восставало. Во-вторых, и это самое главное, - а на кой хрен я им вообще был нужен? Вот если бы они на самом деле постарались узнать меня, перед тем как совать под нос свою бумагу для подписи, они бы поняли, что я для их дела совершенно бесполезен. Поинтересовались бы, например, какая у меня наблюдательность, память, общительность, быстрота реакции, способности к иностранным языкам и т.д. Ну что они от меня могли узнать кроме институтских сплетен? И то, что я часто за границу выезжал, ну совсем никакой ценности для гэ-бэ не представляло, ни моя работа, ни мои зарубежные контакты. А если бы я стал заниматься за границей чем-то кроме науки, то провалился бы на первой же операции, мне на джеймса бонда учиться уже поздно.
Я для себя объясняю все это таким образом: искать шпиёнов в провинциальных институтах, которые никак не связаны с оборонной тематикой - занятие очень тусклое. А карьеру-то ведь строить надо. А как? Да вот так - собирай подпися под обязательствами, строчи отчеты начальству про настроения в среде научной интеллигенции, и таким вот образом зарабатывай звездочки. Иного рационального объяснения всей этой хренотени я придумать не могу.
Меня раздражало также и то, что кролик очень плохо говорил по фонд CRDF. Мол, это все козни американцев, они дают деньги не просто так, а только для своей пользы и нам во вред. Ну блин! Во-первых, этот фонд работал в России совершенно официально, с ведома и разрешения российского правительства. Во-вторых, если ты не хочешь, чтобы российские ученые ходили по миру с протянутой рукой, ну так... ладно, дальше без мата будет трудно. Да, американцы были бы большие дураки, если бы из пула заявок в этот фонд не сделали бы какую-нибудь аналитику. Но разве российским ученым следует предъявлять претензии по этому поводу? А подтекст его речей был именно таков, мол, да, я знаю, что финансирование науки у нас низкое, но все-таки вы должны понимать, на чью мельницу, и т.д. и т.п. Ну а последней каплей в наших отношениях стало то, что он начал меня выспрашивать про один не очень приглядный момент в биографии одного из моих коллег по институту. Причем, он явно и без меня знал все детали, ему было важно не узнать что-то новое, а посмотреть мою реакцию на его расспросы. Это уже было просто омерзительно. Расстались мы, правда, без скандалов, но любви у нас не вышло. И слава богу, как представлю, если бы у меня тогда рука дрогнула, подписал бы я тогда эту бумаженцию, до конца жизни ведь не отмылся бы...
Согласование на заявку на грант я потом все равно получил. Отзывы рецензентов снова были очень положительные, но гранта опять не дали. В тот раз поддержаными оказалось только 5% заявок. Больше с тем фондом я отношений не имел.